Автор фотографии Лариса Кашук, 2015 г.
В недавнем анонсе издательство «Бумкнига» пообещало выпустить сборник комиксов одного из пионеров отечественной комикс-культуры Георгия Семеновича Литичевского.
Наш автор Владислав Миктум побеседовал с этим неординарным человеком.
Георгий Семенович Литичевский родился 10 июня 1956 года в Днепропетровске. В 1979 году окончил исторический факультет Московского государственного университета, а с 1993 года является членом редакционного совета «Художественного журнала». Известный живописец, автор объектов и инсталляций, организатор акций и теоретик современного искусства, чьи выставки проходили в художественных галереях Санкт-Петербурга, Москвы, Берлина, Парижа и Амстердама.
— Здравствуйте, Георгий. В первую очередь хотелось бы спросить о том, как состоялось ваше знакомство с таким, казалось бы, чуждым для советского гражданина явлением как комиксы?
— Знакомство мое состоялось довольно давно. Выросло оно из интереса к мультфильмам, которых в 60-ые годы на советском телевидении сильно не хватало. Я привык сочинять рассказы, проиллюстрированные картинками. Причем это была серия картинок, которые я показывал своим родственникам, дополняя их комментариями.
Позже, в возрасте лет десяти, в мои руки попал журнал «Наука и жизнь». Это была середина 60-ых, и там опубликовали статью про комиксы. Именно оттуда я и узнал это слово, которого не было в «Мурзилке» или журнале «Веселые картинки». Центральной темой статьи был «Супермен» и американский комикс. Из нее я так же понял, что текст можно вставлять прямо в иллюстрации.
В школьные годы мое увлечение, естественно, развивалось, но именно эта публикация и недостаток мультфильмов, сюжеты которых приходилось додумывать самому, стали отправной точкой.
— Когда я ознакомился с вашими работами, то меня не покидало чувство, что это делал человек^ причастный к советской арт-группе «Новые художники». Чувствовалось какое-то общее настроение, протест...
— Ну да, некая брутальность формы.
Энди Уорхол с работой «Новых художников»
— Значит, я не ошибся, и вы были как-то связаны?
— Да, понимаете, мы были знакомы, но познакомились мы уже будучи сложившимися художниками. С ленинградцами я познакомился уже то ли году в 85-м, то ли в 86-м. Как раз в 86-м году мой комикс увидел свет в «Собеседнике», еженедельном приложении к «Комсомольской правде», в специальном большом формате. Ленинградцы увидели этот комикс, и он заинтриговал их. Однако не только они интересовались такими «западными» формами искусства, это наблюдалось и в Москве...
— То есть, я так понимаю, «что-то в воздухе витало»...
— Да, безусловно. Были разные процессы и не только советские, но и международные. Об этом можно долго говорить. На стиль оказывали влияние как семидесятники, так и теоретические работы Барта. Мы отвлекались на процессы в международном искусстве, и в то же время возвращались к отечественным традициям, таким как русский футуризм или иконопись. На меня, кстати, сильно подействовала выставка Михаила Ларионова, которая прошла в Москве в 83-ем году. Его работы впечатлили своей эстетикой. В какой-то степени этого художника, заново открывшего городской примитив и рудментарную архаику, можно назвать русским Паулем Клее.
Я хочу сказать, что «в воздухе витало» очень много всего, синтезировалось и находило выражение в художественной среде. Арт-группы в это время просто благоволили культуре комиксов, но непосредственно комиксом мало кто занимался.
— То есть интерес этот медиум вызывал.
— Конечно! Это такое особенное пространство демократического образа мысли. И лично для меня большим открытием в 70-ых был тот факт, что помимо мейнстримного комикса представленного Суперменом или издательством Marvel, возможен такой авторский, андеграундный комикс, примеры которого я увидел во французском журнале Hara-Kiri. У него была особая брутальная эстетика, и комиксы там отличались довольно небрежным рисунком, не сдерживающим полет мысли и воображения.
Это вдохновило меня какой-то свободой, уверенностью, что я тоже могу выпускать свой авторский комикс. И в середине 70-х годов, будучи студентом исторического факультета, я начал рисовать комиксы. На их страницах я изображал... Если в двух словах, то свою «неофициальную» версию истории.
— Это серьезный художественный багаж, однако в конце 80-х и начале 90-х было немало экспериментов и проектов по созданию отечественного комикса. Такие творческие студии как «Муха», сотрудничали ли вы с ними или с другими комиксистами?
— Знаете, нет, и до сих пор я нахожусь среди таких, условно говоря, «галерейных художников». Я любил этот способ художественного самовыражения в форме историй, но с комиксменами я никогда толком знаком не был.
— Тем не менее, с Дмитрием Яковлевым [директором «Бумкниги»] вы как-то познакомились.
— Это да. Постепенно я действительно познакомился с теми же участниками КомМиссии в Москве. Но все-таки чаще я общался именно с художниками, которые хотя и благоволили эстетике комикса, но комиксом как таковым не занимались.
В те же 80-е годы в кругу этих людей были те, кто говорил «давай будем вместе работать над комиксом». Я был не против, однако людям, которые так выражаются, не всегда хватает усидчивости, чтобы сидеть и рисовать кадр за кадром. У меня же такая усидчивость была и даже остается.
— Вы знакомы с американским мейнстримом и андеграундом, знаете о развитии отечественной комикс-культуры. А следите ли вы за последними, «актуальными» тенденциями в мире комикса, вроде той же Building Stories, которая представляет собой довольно интересный концептуальный эксперимент с пространством повествования. Издание этого комикса — это коробка, в которой есть много буклетов и схема здания, внутри которого живут люди и их истории.
— То, что вы рассказали, звучит интересно, и я с удовольствием бы ознакомился с этим комиксом. То есть я, безусловно, интересуюсь, но объять необъятное не выходит. Я, например, совершенно не знаком с восточным комиксом. Я видел симпатичную мангу, но не запомнил ни одного автора при том, что это колоссальная культура на сегодняшний день. И в России тоже есть огромное количество читателей и поклонников...
— Кстати, можно сказать, что многие из современного поколения российских комиксистов в большей степени вдохновлялись азиатскими комиксами.
— Да, и я это прекрасно понимаю, у каждого есть что-то близкое. Для меня это французский, бельгийский комикс.
— В целом заметно, что поколение постарше обычно в большей степени интересуется франко-бельгийской школой. Возможно, это влияние журналов вроде той же «Наука и жизнь».
— Нет, «Наука и жизнь» открыла для меня американский комикс. С французским я познакомился значительно позже.
— Если я правильно помню, там публиковали детские истории вроде «Пифа».
— А, это да. «Пифа» я, конечно, знал.
— И в то же время вы интересуетесь американским комиксом.
— Опять же, не всякий американский комикс мне интересен...
— Вы также читаете лекции на тему комиксов.
— Да, я неоднократно выступал с семинарами и лекциями. Однако к американскому мейнстриму отношусь довольно прохладно. Меня больше интересуют такие люди как Роберт Крамб, Арт Шпигельман и в целом авторский комикс.
— Просто в современном мейнстриме происходят довольно интересные движения. Особенно ярко это заметно по Marvel, которые вводят беременных супергероев, персонажей, не соответствующих модельным стандартам красоты, экспериментируют с подачей сюжета. Мы привыкли, что мейнстримный комикс должен быть ярким и бить нас по лицу, а вместо этого они используют минималистичную палитру и показывают быт персонажа.
— Понимаете, я такой кустарь-одиночка и мне интересны комиксы, сделанные одним человеком. В которых сценарий, рисунок и леттеринг созданы одним автором. И леттеринг, кстати, тоже очень важно, и меня убивает, когда в изданиях комиксов на русский текст [леттеринг] не адаптируют. Да, это сложно, конечно, особенно если говорить о том же Крамбе...
— Тут стоит сказать слово в защиту наших издателей, особенно тех, что занимаются авторским комиксом. «Бумкнига» обычно делает адаптацию леттеринга.
— Да, это верно, в изданиях Мавила это было особенно заметно. Однако когда издавали «Бытие» Роберта Крамба, текст был дан набором, хотя и имитирующим рукописный шрифт, но все же очевидным набором из одинаковых букв. Конечно, это не только в России распространено, в немецком издании, которое я видел, тоже решили по этой части сэкономить, в то время как шрифт Крамба не менее важен, чем его рисунок.
Но это я уже начал говорить совсем не о том. Мой вкус в целом довольно избирательный, и, в первую очередь, мне близки те вещи, которые были бы похожи на то, что я сам делаю. Можно сказать, что я примериваю комикс на себя.
— Как я догадываюсь, ваша работа, которая готовится к изданию в «Бумкниге», тоже вовсе не ориентирована на такого «массового» читателя. В таком случае, может, вы могли бы ответить на вопрос, для кого она?
— Не знаю, для меня это загадка. В России комикс все еще мало востребован. Я благодарен мейнстриму за то, что он существует и меняет общественное отношение к комиксу. Однако авторский комикс в той же Америке является в первую очередь увлечением гуманитарной интеллигенции. В России гуманитарная интеллигенция, несмотря на то, что она представлена самыми прогрессивными людьми, все еще полна разных предубеждений.
Когда наша интеллигенция видит комикс, то говорит о том, что у них рябит в глазах, и если они захотят читать, то возьмутся за тексты, а если смотреть, то есть же картинки. Даже самые передовые люди в России испытывают по поводу текстов с картинками раздражение, будто речь идет о чем-то неуместном.
Тем не менее, я знаю и немало людей, которые уважительно относятся к моим проектам. Поэтому возможно, в среде молодых художников моя работа покажется наиболее интересной, хоть это и довольно узкий круг. Например, начиная с 1993 года, я регулярно делал рисованные истории о современном искусстве для «Художественного журнала». И сегодня многие молодые художники говорят мне, что они регулярно читали мои выпуски и росли на моих комиксах.
— Мне, кстати, благо у меня и специальность соответствующая, очень понравился ваш комикс про философа...
— Спасибо, вот видите, я думаю, эта книга все-таки найдет своего читателя. Тем более что тираж будет [1] тысяча экземпляров, а страна у нас большая.
— Да и сейчас у людей открываются новые горизонты, на комикс они начинают смотреть по-новому.
— Да, возможно, готового читателя нет, и сама эта книга будет как-то влиять и привлекать новых людей. Я не хочу переоценивать качество и достоинство своих комиксов, но кроме меня на русском языке такое никто больше не делает. И это ни хорошо ни плохо, просто так сложилось.
— Многие свои работы вы выставляли в арт-галереях как своеобразные экспозиции, какая из них кажется вам наиболее интересной из тех, что имеют связь с комиксом?
— Их было несколько — проектов с большими настенными комиксами в галереях и выставочных центрах. Это могли быть и комиксы созданные на холстах, которыми обтягивались стены, как например, в Государственном центре современного искусства или в галерее Гельмана, где я делал выставки с моим соратником по внедрению эстетики комиксов в монументальное искусство Гошей Острецовым. Или же это могли быть огромные настенные комиксы, нарисованные прямо на стене, как, например, в Центре современной культуры Гараж. Многометровые комиксы на тканях выставлялись также на моих персональных выставках в московском фонде «Эра» и в петербургской галерее Анна Нова. Ну и, конечно, галерея Iragui — её хозяйка Екатерина Ираги, парижанка родом из Санкт-Петербурга, ныне проживающая в Москве, предоставляет мне время от времени галерейные стены, чтобы я их разрисовывал своими комиксами от пола до потолка.
«Физики и лирики, или Секс в большом городе», 2006 (совм. с Г. Острецовым). Галерея М. Гельмана, Москва.
(Сейчас в коллекции музея Art.4.ru)
— Можно ли сказать, что такими проектами вам заниматься интересней?
— Нет, знаете, рисовать комиксы, которые потом можно публиковать, мне так же интересно. Однако создавать масштабные истории, используя стены как холст, это особый опыт. Тут все в большей степени зависит от ситуации, когда я чувствую, что пора приводить в движение закон перехода количества в качество. Ведь даже нежелающий читать текст с картинками человек остановится возле такой масштабной работы и попытается в ней разобраться.
«Артобус современного искусства». Настенный комикс в рамках проекта «Арт-эксперимент» в ЦСИ «Гараж», Москва, 2013-14
— Приходилось ли вам говорить окружающим, непрофессионалам, что вы занимаетесь комиксами? Или это ваша, так сказать, secret identity?
— Нет, никаких секретов. С другой стороны, когда-то в 70-ые или 80-ые еще можно было этим обывателя шокировать. Сейчас же, если что-то кому-то не нравится, то люди просто молча проходят мимо, и ты можешь только бежать за ними, пытаясь в чем-то переубедить.
Если я с кем-то разговаривал, то я редко сталкивался с враждебным отношением к тому, что я делаю, чаще с равнодушием. Ну и потом, я в целом человек довольно хитрый и умею правильно использовать яркие краски, чтобы расположить людей к своему творчеству.
— Вот ещё один важный вопрос. Наверняка комиксы, как минимум на ранних этапах творчества, были занятием в свободное время. Как можно прожить, серьезно занимаясь комиксами?
— Конечно, за счет комиксов я никогда не жил. Если они и приносили какой-то доход, то это скорее такие «карманные» деньги. Иногда я делал настенные росписи и серьезные аппликации, но комиксом это никто не называл. То есть моя эстетика в целом не настолько востребована, чтобы можно было даже говорить о серьезном доходе с иллюстраций.
— Хорошо, и тогда мой последний вопрос будет посвящен проекту, готовящемуся к изданию от «Бумкниги», чего нам ожидать?
— Мои комиксы — это всегда очень небольшие истории. Так получилось, что даже созданные в разных эпохах комиксы как-то перекликаются между собой, иногда их даже связывают определенные персонажи.
Все эти разрозненные истории удалось как-то выстроить в последовательность, в нечто общее. Некоторые из этих комиксов уже были когда-то опубликованы. При этом среди них есть и те, что были созданы в конце 70-ых, и написанные в 2016-ом. В том числе там будут некоторые истории из «Художественного журнала».
— Большое спасибо за интервью, возможно, у вас есть какое-то пожелание для наших читателей?
— Я могу пожелать только, чтобы читатели проявляли сочувствие к автору комиксов. Чтобы у них находилось достаточно воли сделать усилие и поставить себя на место автора, сделаться практически соавторами в процессе чтения и разглядывания, и в значительной мере разгадывания этой густой мешанины из слов и картинок.
