Hellboymedia: Лучшие сюжеты за 20 лет. Другие герои

Лондон, 1879-ый год. Оккультный следователь на службе королевы Виктории сэр Эдвард Грей выясняет, почему один за другим при таинственных обстоятельствах гибнут члены небольшой археологической экспедиции.

Самое важное: только мне кажется, что Грей похож на Кристина Бэйла?

In the Service of Angels мне нравится практически на всех уровнях. Во-первых, сама по себе концепция «викторианский джентльмен расследует всякую чертовщину» неизменно притягательна — Лондон того времени идеально подходит для историй про человеческие пороки, смерть и щупальца. Во-вторых, сэр Грей мне очень понравился в сцене первой стычки с «демоном», отбивающийся в основном револьвером и молитвой, без «положенных» его профессии экзотических методов (еще глаз цепляется за интересный эффект, когда молитва мигрирует между диалоговыми пузырями и «закадровым текстом» вне зависимости от присутствия Грея в кадре). Ну и ещё традиционные для персонажа его типа черты. И в частности то, как спокойно он себя ведёт в более злачных районах города и в общении с «сомнительными персонами» вроде Капитана.

«Сомнительные персоны» к тому же делают эту охоту на «демона» и его кости такой увлекательной. От Капитана с его архивом и рассказами о неестественно долгой жизни или медиума Мэри до милых стимпанковых фанатиков из Братства Гелиопиков с их электрическими копьями («Madness.» — «No, sir. It’s science.»).

Плюс, как обычно Миньола сразу же решительно привязывает комикс к остальной вселенной. И если он, возможно, перебарщивает с экспозицией (ух ты, очередной пересказ истории Гипербореи!), то при виде в руках Грея меча вроде тех, которыми пользуются подземные противники BPRD, я радостно запищал как маленькая девочка. А уж что было, когда в сюжет заглянули важные фигуры из «будущего»...

In the Service of Angels идеально представляет свой уголок Миньолавёрса: Англия, сражающийся с тьмой и переживающий трагедии благородный герой, важные камео разной степени масштабности и атмосферный рисунок Бена Стенбека (а мне, кажется, пора догонять «Балтимора»).

Вот как вы думаете, в каком жанре, распространённом в комиксах, труднее всего сказать какое-то новое слово? Нет, несмотря на кубокилометры изрисованных страниц про моральные муки и современную мифологию, несмотря на живительные инъекции эклетикой, это вовсе не супергероика. Даже не заполняя собой более 80% американского рынка, здесь умудряется взять пальму первенства то, что привыкли несколько некорректно называть «палпом»: ретро-приключения мущщин в серых плащах, блестючих очках на фоне строящихся нью-йоркских небоскрёбов. Будь то много раз переизобретённые ветераны, которые реально были созданы в 20-30-ые годы, или современные фантазии на тему, дальше обложки их читать стало совершенно невозможно. Важный момент, упускаемый большинством любителей стилизации — попытка сыграть на этом поле в свою, современную игру. Это не означает, что нужно срочно становиться Аланом Муром и оттачивать мастерство подражания, но есть хотя бы такая мелочь как «жестокость». Да, палпы писались в суровое время, и люди там гибли смачно, пока герои заливались смехом или по-социопатски игнорировали мучения злодеев или просто жертв. Поэтому просто надевать на Человека-Паука сварочные очки очень безрассудно.

Майк Миньола решил эту проблему своим уникальным чувством юмора: своего палп-героя он обозвал Лобстер Джонсон (Лобстер!) и наделил его чувством справедливости настолько обострённым и абсурдно бескомпромиссным, что Каратель и Судья Дредд в сравнении иногда кажутся запуганными правозащитниками. Ну а для тех, кто комедию чует с затруднениями, Лобстер выкрикивает странные угрозы, которые нельзя представить нигде, кроме как на бумаге, типа «В АДУ ПОДЖИГАТЕЛЯМ УГОТОВЛЕНО ОСОБОЕ МЕСТО». Конечно же, суровое лицо сохраняется (на первых страницах истории есть «неймдроп» Бастера Китона!), и весь мир вокруг играет строго по правилам сеньора Лобстера.

Миньоле и Аркуди несказанно повезло, когда они познакомились с набирающим славу хорватом Тончи Зонъичем. Зонъич попал на радары всех достойных людей дилогией про Джейка Эллиса, где ему удалось «срежиссировать» простейший шпионский сценарий в крайне захватывающий и яркий комикс. Многие сценаристы мечтают, чтобы их партнёр сделал все как в кино — Зонъич именно такой редкий талант. К тому же, он большой поклонник величайшего ремесленника американского комикса Алекса Тота, он прилежно копирует его технику кисти и четко следует заветам мастера по индивидуализации персонажей. Команда Лобстера, различные мафиози, просто прохожие — каждому дано уникальное и выразительное лицо, а также свой фигурный силуэт.

В The Burning Hand внезапно появляется главный злодей серии BPRD Блэк Флэйм, и Зонъич ловит момент, чтобы изобразить гада по-своему. Если у Гая Дэвиса это ходячая реклама «Газпрома» со смешной черепушкой, а у Джеймса Харрена это мутант из игры Resident Evil, то хорватский самородок наконец-то делает его страшным. Блэк Флэйм наконец-то горит правильным чёрным цветом, по стенам вокруг него бегают чёрные змейки огня, а железо и плоть горят быстро и без особого предупреждения.

Миньола силой не иначе как тёмной магии держит «Лобстера» на плаву уже много лет, и благодаря грамотному подбору момента и талантливых людей, сохраняет исходный креативный импульс. В принципе, всё так же, как и с его главным детищем. Всем с мечтами о франчайзах — равнение на мастера.

Бывает так, что ты смотришь/читаешь/слушаешь какое-то произведение, и оно тебе нравится, но не более того. А потом происходит один момент, который взрывает твоё восприятие, и из ранга «неплохого» произведение превращается в «отличное». Всего один момент, который мгновенно выводит историю на другой уровень. Точно так у меня и произошло с Lobster Johnson: A Scent of Lotus. Лобстер невероятно притягательный персонаж. Я ещё не встречал ни одного поклонника или просто читателя Миньолавёрса, который был бы к нему равнодушен. На него работает абсолютно всё: и «сеттинг», и таинственное происхождение, и имя (ЛОБСТЕР!), и маниакальная жажда справедливости. Да и как, в конце концов, можно равнодушно относиться к герою, который «подписывает» свои жертвы ожогами в форме клешни лобстера?

Тем не менее, несмотря на безумный образ героя, его серия стала самой «приземлённой» во всём франчайзе. Характерные для всех остальных тайтлов оккультные, паранормальные и прочие необъяснимые явления заглядывают сюда через раз, особенно, когда речь заходит не о крупных сюжетах, а о небольших историях на пару номеров. Но когда они всё-таки заглядывают, динамика серии преображается. Как и преобразилась она в случае с «Запахом Лотоса».

Главный злодей мини, он же инициатор и ключевой участник «момента», к тому времени уже успел засветиться во франчайзе, но совсем мельком, без подробностей. Куда больше он запомнился связью с одним из самых популярных персонажей вселенной — Беном Даймио. Поэтому его (а точнее её) настоящий дебют читатели ждали давно.

Первое знакомство Лобстера с Кровавым Лотосом было обставлено по всем заветам жанра. По сути, ничего сколь-нибудь нового в повествовании нам не предложили. Но здесь у Аркуди был в распоряжении недооценённый кудесник Себастьян Фиумара, которых вместе с братом Максом редактор Скотт Алли сослал в свой нудный онгоинг про Эйба Сапиена. Себастьян, не желая упустить редкие «минуты» на свободе, выдаёт образцовую комиксную режиссуру. Динамичную, с красивой пластикой движения, аккуратно расставленными акцентами и отличным использованием белого фона. Сам Аркуди тоже не плошает, в нужный момент насыщая происходящее жуткими голосами приближающейся беды. Эффект, конечно, одноразовый, но тогда, будучи полностью в неведении, я был сражён этой сценой наповал.

Дальше действие успокоится, а вместе с ней и создатели, и история без повторных всплесков доберётся до финала. Такого же, как и весь сюжет — без претензий. Но за те несколько секунд лёгкого оцепенения, которые эта история мне подарила, она навсегда останется в списке самых ярких впечатлений от Хэллбойвёрса.

В глубине души я не люблю новые комиксы. Вся эта чушь про реалистичность, весь этот grim’n’gritty (при этих словах я вижу подростка с глазами, подведёнными тушью, который скрежещет зубами), всё это бегство от пурпурной прозы, перемалывание старых сюжетов по сотому разу и нудное, блеющее помещение супергероев в контекст проблем реальной действииительности. Я хочу резких движений, широких жестов, подлинных героев и настоящих злодеев. Я хочу не отрываясь следить за приключениями, а что такое хорошо и что такое плохо мне уже мама и институт подробно рассказали.

Лобстер Джонсон был детским героем Хэллбоя. Что хорошо для Красного — хорошо для тебя, а у кого шибко утончённый вкус, те пусть играют на скрипке.

Моё сердце колотится, как мышиное, и я не люблю, когда тянут резину. Декомпресс, slow food and slow cinema, неспешное развёртывание повествования? Да пошел ты знаешь куда? Если тебе есть, что сказать, давай сразу, не расшаркиваясь. Моррисон всего «Супермена» может рассказать за четыре панельки, а тебе лимитка нужна? Амфетамин в аптеке, педаль газа справа, кнопка «турбо» была у меня на старом системном блоке.

«Лобстер Джонсон» за три страницы отдаёт мне героя, врага и контекст, и из них две он потратил на то, как человек идёт домой по городу. Быстрее только у Джона Брума.

Я не люблю модную ироничность. Знаешь ответ — выкладывай, не знаешь — приложи меня физиономией об вопрос. Стихи, учил Хармс, надо писать так, чтобы ими можно было бить окна. Комиксы надо делать так, чтобы ими можно было срубать фонари. Можешь сказать простыми словами, так и говори. Я хочу яркого света и языка плаката, и если уж подтекст, то без иронического отчуждения, а если уж смысл, то такой, чтобы уносить с собой в могилу.

«Лобстер Джонсон» — это комикс, в котором символическое значение имеет клешня. Клешня! Клешня у героя, клешня у злодея.

Я читал «Лобстера» задолго до того, как впервые открыл комиксы о Хэллбое. Когда Шаргор позвал меня в проект, я ответил ему: «Мы все любим Лобстера, мы танцуем Лобстера каждый день».

Господин судья, господа присяжные, у меня всё.

Самая первая мини про «Лобстера» и «Кувалда ’44» — лучшие палп-комиксы из линейки Хэллбойвёрса, хотя многие могут со мной и не согласиться. Да, я обожаю именно самую первую, наивную «бульварную» серию о Лобстере с сердитыми фашистами, мозгами в банках, расистскими карикатурами и Мингом-Саа даже больше, чем замечательные (казалось бы) поздние тома с Тончи Зонъичем, в которых реализм постоянно отвлекает тебя от палпа, а палп — от реализма (и дело не только в арте, но и в ощутимом смещении баланса в отношении к «простым» персонажам).

Как-то так выходит, что в каждой своей заметке я пишу не про один том комикса, а сразу про два. Сложно отделить друг от друга книги Хэллбоя с Данканом Фегредо, от Блэк Флэйма протянут надёжный мост прямиком в 2014, а «темная лошадка» позапрошлого года «Кувалда» оказалась самым прямым образом связана со многим забытым образом персонажа-макгаффина капитана Филдса в костюме врил-энергии.

Теперь я в очередной раз распишусь в своей любви к трансформациям, через которые неизбежно проходят герои Миньолы и Аркуди. Космическая печаль капитана Филдса, чья душа «припаялась» к экспериментальному энергокостюму, во всплесках туши и нарисованных звёзд проливается на нас со страниц комикса (есть здесь, кстати, и прямая аналогия с событиями, произошедшими с Лэндисом Поупом в его костюме «Чёрного Пламени» — при этом Кувалда встречался и с «оригинальным» Пламенем, намекая на возможную сюжетную взаимосвязь этих образов длинной в десятилетия). Это история о том, как легко потерять связь с реальностью, когда что-то необъятное всегда простирается за пределами нашего видения, и как бессильна воля простого человека перед лицом бесконечности.

Работа Джейсона Латура, при этом, превращает этот комикс в едва уловимую аллюзию на творчество Квентина Тарантино (хотя это чисто ощущенческое наблюдение). Поглядите на «Джанго» со страницами Латура (у него был такой восхитительный флэшбек о Брумгильде!), визуальная эстетика щёлкнет, встав на положенное ей место, и «Кувалда» станет для вас «Бесславными ублюдками». Но с энергокостюмом и вселенской печалью.

BPRD: 1946 встречает необычным, довольно табуированным для западной литературы «сеттингом» послевоенного оккупированного Берлина. Главным вызовом для любого западного автора здесь будут бесчисленные русские, которые прочно заняли треть города, а как мы знаем, среднестатистический западный автор про русских знает чуть больше, чем ничего, поэтому и полноценных честных произведений, отражающих этот период Германии, можно посчитать по пальцам. Миньола довольно смело вступает в эту Terra Incognito и сильно оступается лишь однажды, на шестой странице первого номер, когда с серьёзным лицом рассказывает, как русские в Берлине массово убивали детей и насиловали женщин. Учитывая, что дальше в комиксе больше не будет подобных серьёзных нелепостей, и Миньола будет держать себя в рамках очень милой и тёплой русской клюквы (лучше которой в комиксе я видел только у Энниса в антологии Battlefields), можно смело утверждать, что BPRD: 1946 — крайне яркое и увлекательное произведение о послевоенном Берлине с участием русских.

Особо восхищает то, что Миньола, который до этого строил в «Хэллбое» свои сюжеты, фундаментально опираясь на мифологию, здесь берёт суровую и правдивую историческую реальность и уже внутри неё выстраивает свою, придуманную им вселенную. И такой подход гораздо страшнее. Морозом по коже тебя достаёт понимание, что хоть и читаешь «фикшн», но ведь немцы и русские действительно выделяли значительные средства на оккультные исследования, и где заканчивается вымысел Миньолы, а где начинается правда, не скажет теперь никто.

Особенно удалась у Миньолы сама история и её герои. Главная скрипка здесь конечно за Тревором — он нордически бесподобен, впрочем, как и всегда. Аккомпанирует ему очаровательная Варвара, «ориджин» которой заставляет волосы на голове шевелиться от ужаса. Довершает картину отряд американских солдат, в наказание оставленных в Берлине. Миньола очень умело и ёмко мазками раскидал по всему комиксу их истории, и смерть этих незамысловатых ребят вызывает неподдельное сожаление. Кто-то протащится от появления вампира Джуреску, Кригаффе и фон Клемпта и восхитится, как великолепно и целостно закольцован финал комикса на первые истории про Хэллбоя.

Я буду совершенно банальным, говоря, что Азасета здесь опустошительный. В Хэллбойвёрсе вообще нет плохих и средних художников. Но Азасета помимо общего высочайшего качества выдал совершенно жуткие и мрачные статичные образы, которые клеймом выжглись в мозгу. Паренёк в амбаре и третий демон во втором номере, трупик малыша в третьем — они забрали частичку моей жизни, и спасибо авторам за это.

Главный герой BPRD: Vampire, Саймон Андерс, моряк с посттравматическим стрессовым расстройством — очень и очень неприятный персонаж. Он один из немногих вымышленных персонажей, от которых у меня идут неприятные мурашки по коже. Вроде бы Саймон — типичный представитель распространённого миньоловского тропа про охотников на монстров, которые впоследствии становятся монстрами, однако Саймон отличается от других экземпляров неизбежного Хэллбоевского тропа. Саймон превращается в монстра не столько внешне, сколько внутренне. Если другие персонажи переживают ужасный «боди-хоррор», но в целом после трансформации остаются собой или даже растут в положительном плане как личности, то Саймон перестаёт быть собой и уезжает в дивный новый мир, верхом на синем медведе.

Самый жуткий момент «Вампира» — это вовсе не резня ведьм и вампиров, устроенная Андерсом подчёркнуто ради удовольствия, а его фраза, брошенная профессору Бруттенхольму: «Вы мой друг». Пронизывающий, горящий взгляд, насмешливая улыбка и полное понимание того, что он, Андерс, теперь будет существовать в совершенно другом измерении, чем сам Бруттенхольм и все его агенты.

Vampire — это «ориджин», я надеюсь, одного из самых неприятных и зловещих антагонистов «БПРД» в будущем. У Андерса есть прямая цель — геноцид всех вампиров и, преуспев в ней, он надолго затих. Я с нетерпением жду его появления в ближайших комиксах «БПРД», потому что таких персонажей в Хэллбойвёрсе практически нет.

Очень хочется отметить творческий союз художников Ба и Муна, им удаётся передать мельчайшие эмоции Андерса — презрение, злость и его пугающий murder stare. Контраст с тем, как Андерса изображают в предыдущей мини, посвящённой ему, налицо, и от этого становится совсем жутко. Наблюдать неизбежное падение ангелов всегда страшно, но еще страшнее видеть, когда ангелы вдруг решают стать чем-то другим и заново поднимаются.

«Смерть — это смысл существования моей уставшей души» — говорит Андерс, одевшись в прусский мундир и уезжает устраивать геноцид вампирам.

Майк Миньола любит художников. И обладает исключительным вкусом. Но это не имело бы такого значения, не являйся он при этом издательством внутри издательства. Позиция позволяет Миньоле идеально воплощать своё видение, даже не беря в руки карандаш. Он знал, что делал, когда выбрал Данкана Фегредо в качестве следующего (после себя!) художника комиксов про Хэллбоя. Причём, самых важных комиксов.

Фегредо, наравне, скажем, с Крисом Бачало, один из тех, кто стартовал в поздних 80-х — ранних 90-х и выглядел прилично, но ещё не нашёл себя и всегда воспринимался как удачное дополнение к чему-то сформировавшемуся, а не удар молнии по твоим держащим журнал рукам. Затем такие «рисователи» начали серьёзнее относиться к тому, чтобы делать больше одной вещи (скажем, Бачало сам себя красит, а вот Фегредо сам себя обводит и тушует), и их карандашные линии будто бы выехали из тумана, приняли чёткие очертания и стали упругими, словно гитарная струна. Которую можно сгибать в любых направлениях. Последняя инкарнация стиля Данкана Фегредо оказалась логичным продолжением работы Миньолы, но, и это важно, не стала его тупой имитацией. Фегредо многое повторил за Майком, чтобы сохранить преемственность и не потерять визуальную целостность истории, продолжающейся многие годы. Однако его рисунок принципиально отличается от предшественника. У Фегредо больше деталей, у него больше линий, больше динамики. Сага о Красном перешла в плоскость личных переживаний и прямого столкновения с собственной сущностью и неотвратимостью судьбы, и рисунок стал человечнее, понятнее, мягче. Поэтому в качестве художника The Midnight Circus сложно представить кого-то другого: работая в заданных Миньолой рамках, Фегредо родил собственный взгляд на Хэллбоя и довёл его до совершенства. The Midnight Circus будто бы специально для него и написан.

Майк Миньола любит детей. The Midnight Circus — настоящая сказка про мальчика, который устал сидеть в четырёх стенах и убежал посмотреть на бродячий цирк. Почти что cautionary tale, только в истинных поучительных историях всё кончается плохо, однако Миньола, как мы знаем, никогда не транслирует фольклор напрямую, он, как Шарль Перро и братья Гримм, его переосмысливает. Тем не менее, во всех настоящих, способных выдержать испытание временем, сказках есть самые яркие и запоминающиеся моменты — и они всегда самые жуткие. Рисунок Фегредо, как было сказано выше, — мутировавшая версия Миньолы, и в процессе мутации процентов тридцать мистичности и таинственности были утеряны, но невооружённым взглядом это не увидишь, потому что, когда мы говорим, что Миньола любит художников, мы подразумеваем в том числе и колористов. С Дэйвом Стюартом все знакомы. И уж тем более те, кому интересна данная рубрика. Обладатель восьми премий Айзнера не совершил в The Midnight Circus ничего революционного, всего лишь проявил мастерство. Стюарт доставил жуть: реальность покрашена традиционными плоскими цветами с еле заметным градиентом, когда же маленький Хэллбой попадает в цирк, мир становится более шершавым и живописным, кадры словно взяты из старого сторибука, который не давал несчастным детям спать по ночам, а воспоминания о нём преследовали их до глубокой старости. Панелька, внутри которой происходит переход из одного мира в другой, простая и при этом восхитительная, только её одну можно давать изучать всем, кто хочет посвятить себя покраске комиксов. Помимо этого, в сторибук пробивается ещё несколько кадров, не похожих вообще ни на что: вспоминая другого непутевого мальчика, Пиноккио, меняются уже оба художника. Под внезапно включившей свет палитрой Стюарта Фегредо рассказывает сказку внутри сказки и буквально на три кадра уходит от реализма к карикатурности. Той, комиксной, отсылающей к Fables Марка Бакингема, что здесь более чем уместно. Этот приём не пытается обратить на себя слишком много внимания, он словно короткая вспышка.

The Midnight Circus можно рассматривать как приквел к цепи важных событий или как ещё один короткий «трип» в ранние годы Красного, но это скорее контекст. Комикс ценен как безупречный сплав красоты, жути и детской простоты. Это ещё один привет от супергруппы авторов, который, может, и не появился бы на свет, если бы помимо прочего Майк Миньола не любил ещё и читателей.

Эйб Сапиен — откровенно говоря, не самый мой любимый персонаж BPRD, хотя герой он, в отличие от ужасной фильмовой версии, всё равно хороший и прекрасно проработанный. К сожалению, его нынешняя сольная серия оставляет желать лучшего, как мы недавно убедились, поэтому стоит порой возвращаться к былому и активно напоминать себе, за что же мы героя полюбили. А полюбили мы его благодаря таким историям как The Abyssal Plain.

Больше всего мне нравится, когда Эйба используют по прямому назначению, то есть, ну реально если есть человек-амфибия, почему бы ему не выполнять конкретные свои функции? Нырять, искать, доставать, и первые сольные истории Сапиена в основном этим и представлены. Тем паче, даже в кино это была лучшая сцена с участием персонажа, хотя там Эйб и совершенно не мог постоять за себя. И здесь, когда дело идет о морской советской подлодке, трупах моряков, таинственном грузе, трениях на борту корабля с капитаном — всё это связывается в единое целое, и создаётся почти идеальная сольная история Сапиена — та, в которой не нужен больше никто, и которая лучше всего подчёркивает индивидуальность героя.

Ну и, конечно, как не любить этот сюжет, когда именно в нём дебютирует один из лучших героев BPRD в принципе? Помню, что когда-то давным-давно читал всё подряд по всем известной хронологии, с радостью прочитал The Abyssal Plain, пошёл читать дальше, а потом настал момент первого появления Иосифа Ничайко, и меня с головой накрыло то, насколько заранее это было придумано, и как хорошо связаны все частички истории. Кто хочет узнать трагическую историю становления зомби с исконно русской душой, начала его трудных отношений с Варварой и многое другое — скорее читайте. Полноценного погружения во вселенную без этой маленькой истории у вас не выйдет.

В общем, несмотря на отсутствие безумных чувств к герою, этот комикс нельзя не признать прекрасным во всех отношениях. Возможно, это опять во мне заговорил дух патриотизма и любовь к жутким историям погружений в глубины океана, но The Abyssal Plain рекомендовать можно всем и каждому, кто небезразличен к хорошим комиксам и BPRD в частности.

Все читатели комиксов очень любят Джеймса Харрена. К Харрену обожают применять избитый эпитет «на стероидах», как его только не называли: и сверхдинамичным Полом Поупом, хотя казалось бы, куда же уже динамичнее, и суперэкспрессивным Майком Оллредом, однако, я считаю, что Харрен больше всего схож с Райном Отли, художником комикса про супергероя Мёрдермена. У Харрена с Отли есть даже совместный тумблер, где они рисуют монстров, птеродактилей, мечи, варваров и тому подобные вещи. Сейчас Харрен блистает на «БПРД» и рисует свой creator owned комикс Rumble про богов из «Бэтлинг Боя» на, извините, стероидах. Но это сейчас, а в 2010 году всё было не так гладко.

На момент выхода комикса The Devil Does Not Jest в библиографии Харрена значился только комикс Heralds, предвестник настоящих комиксов для женщин, которые сейчас активно продвигает в массы мисс Келли Сью Деконник, и комикс «Санта-Клаус против Марсиан», типичный образчик модного в нулевых инди-направления «age of awesome» (про полицейских с топорами и динозавров с ракетницами). В какой-то степени Харрена можно причислить к таким «awesome» художникам, потому что рисует он, словно взял за мантру рукописи Франца Листа: «Быстро, очень быстро и ещё быстрее».

The Devil Does Not Jest — это tacticool комикс с твистом, который очень хочет сделать вид, что он обычный Хэллбоевский комикс про дома у озер, демонов и мифологию с, что называется, personal touch. Однако, на самом деле, — это комикс-синоним видеоигры SWAT 4, в котором Эйб Сапиен матерится, бьёт по лицам и работает в милиции с той разницей, что вместо маньяков с манекенами в подвалах, Эйб в полной полицейской экипировке ловит демонологов с разлагающимися трупами демонов в подвалах.

Без Джеймса Харрена этого комикса попросту не было бы: представьте, что вместо комикса вы смотрите ту самую сцену из «Настоящего Детектива», Эйб Сапиен спринтерски бегает по длиннющим чёрным коридорам особняка с монстрами, вышибает двери и разряжает полные обоймы глоков в скагов из видеоигры Borderlands. Тем не менее, самым интересным и немного ошеломляющим кадром комикса является бесконечная лестница на небеса из подвала. Выпученные глаза мёртвого демона так пристально смотрят на поднимающегося по висящим в чёрной пустоте ступенькам Эйба, что становится как-то совсем не по себе. Благодаря талантливым рукам Харрена, обычный подвал превращается в неземной пейзаж какого-нибудь Р’Лиеха. Невероятный комикс.