И назло судьбе, разлучнице-судьбе
Вновь в глаза взгляну тебе и тихо повторю
Кто сказал тебе, ну кто сказал тебе
Кто придумал, что тебя я не люблю?
«ВандаВидение» подошло к концу — самое время поговорить о Watchmen. Нет, не о комиксе Алана Мура и Дэйва Гиббонса, который в восьмидесятые взорвал бумажных супергероев так, что их по сей день все кому не лень пытаются пересобрать заново — о телесериале команды Дэймона Линделофа, который... никого и ничего не взорвал, но всем очень понравился. Потому что попытался пересобрать супергероев заново.
В основе телевизионных Watchmen лежит очень простая идея: что, если бы киноэффект был прямым, один к одному? В реальности влияние фильмов на зрителей — штука сложная и запутанная, вовек не разберёшь, поэтому слишком конкретные магические заклинания типа «а давайте мир во всём мире» не прокатывают. Но в Watchmen эффект складывается в прямую линию: Уилл Ривз посмотрел именно этот чёрно-белый фильм, посвящённый Бассу Ривзу, Чёрному Маршалу Оклахомы, в день, когда его мир сгорел, и как прямое следствие стал Первым Супергероем мира телевизионных Watchmen, аналогом Супермена бумажных комиксов — тем, с кого началось всё, что закончилось падающими с неба кальмарами и ничем.
Ничто
Это, конечно, история Ванды Максимофф в «ВандаВидении», её тайна происхождения, которую сериал раскрывает в предпоследней серии, только смотрела она старые американские ситкомы (конкретно «Шоу Дика Ван Дайка»), но мир вокруг неё всё равно взорвался. «ВандаВидение» и Watchmen, обе версии, оригинал и телесериал, одержимы тайнами происхождения, потому что в них-то и зарыта литературность воспроизводимых, «продолжительных», персонажей бумажных комиксов. Ведь всё, что идёт за ориджином, — лишь воспроизводимый сериал, а вот ориджин — смысловая основа персонажа, откуда вся воспроизводимость и растёт, вместе со всеми значениями, которые проявляются в историях-сериалах. Там, мол, всё самое интересное! «ВандаВидение» и Watchmen стремятся рассказать законченную историю литературного типа, и потому зацикливаются на ориджинах — в Watchmen весь сериал даже стилизован под перспективу Доктора Манхэттена. Цепочка причинно-следственности, начавшаяся Уиллом Ривзом, прошедшая через Доктора Манхэттена на Марсе, гигантских психо-кальмаров на Манхэттене и Озимандиаса на Европе, луне Юпитера, завершилась становлением Анджелы Абар новым Доктором Манхэттеном, Последним Супергероем, и мы, зрители, под конец видим её целиком, каждый выверт и поворот, при условии, что сели и посмотрели все девять серий за раз; офигеваем, и сами становимся Доктором Манхэттеном — и наступает утопия.
Серий в «ВандаВидении» тоже девять, и под конец Ванда становится той, кем всегда была в комиксах-первоисточниках — Алой Ведьмой, супергероиней нового типа, самой сильной ведьмой на Земле. Только это Киновселенная Марвел, и мы целимся в продолжение — если в Watchmen Анджела стала Доктором Манхэттеном, а что дальше — думайте сами, решайте сами (хотя, как и оригинал, явно склоняется к чему-то конкретному — хорошо всё стало дальше, утопия! Починила она весь мир, a stronger loving Dr Manhattan! В оригинале было в шутку, а в продолжении — всерьёз), то здесь у нас впереди «Доктор Стрэндж и Алая Ведьма» и Четвертая Фаза. Поэтому получается значительно менее утопично, чем в Watchmen — они вбрасывают через Агату Харкнесс завязку, что суждено Ванде стать Разрушительницей Миров, обещают нам, по сути, «Miracleman с Алой Ведьмой», который всё равно не смогут сделать — но и чёрт с ними, не в этом дело. А в том, как эта завязка отражается в ориджине — получается, подчинение Вандой жителей Вествью воле своего воображения и ядовитость скорби тут играют ту же роль, что Смерть Дяди Бена в Amazing Fantasy #15: первородный грех, который всегда угрожает воспроизвестись в будущем (и, действительно, воспроизвёлся с Гвен Стэйси в Amazing #121, а нам всем с этим жить).
Алая Ведьма
Это подчинение людей своей воле в рамках сериала тоже представляет собой драматизацию мыслепространства, как становление Уилла Ривза Первым Супергероем — в реальности музыка и образы невидимо проигрываются в голове и по чуть-чуть, возможно, как-то влияют на действия — или не влияют, а у Уилла они настолько чётко проигрываются, настолько сильно преследуют, куда бы он ни пошёл, что он буквально надел маску и слился с кинофантазией о Бассе Ривзе — что характерно, настоящем человеке, кристаллизованном в кинообраз. Прямой эффект, один к одному — и в «ВандаВидении» ситкомы из телевизора и головы Ванды тоже напрямую перетекают в реальность и обретают конкретную географическую локацию в Вествью. Маленький городок из Киновселенной Марвел становится воплощением фантазии о Западном мире глазами героини-фантазии из вымышленной восточно-европейской страны.
Сама Киновселенная Марвел тоже фантазия — причём уже давно стала фантазией о доме (как говорит Ванда, когда отправляет Монику Рамбо за пределы Вестьвью, «она вернулась домой.»; подзаголовки новых фильмов про Человека-Паука построены вокруг понятия о «доме»). Эта телевизионная «домашность», происходящая из повторяемости — самая фантастическая, основная характеристика привлекательности тех старых ситкомов, и в сериале вторая сюжетная линия, завязанная на нашем узнавании персонажей Дарси, Моники Рамбо и Джимми Ву из фильмов, указывает, что Марвел проглотили и её: нам нравится возвращаться в Киновселенную Марвел так же, как мы когда-то любили возвращаться в мир старых ситкомов.
Хотя сериалы формально разные — Watchmen проект законченный, а «ВандаВидение» — законченный-но-с-продолжением, и направляются в разные траектории — утопическую у команды Линделофа, мрачно-продолжительную у Файги и Жак Шеффер — они сходятся в своём эскапистски-оптимистическом разрешении проблемы, поставленной оригинальным монолитом «Смотрителей»: отвязывают супергероев от реальности и возвращают обратно в миры воображения и фантазий, мыслепространство, где драматизируют их кино- и телеэффект на зрителей из реального мира в возвышенной, усиленной форме.
Супергерои и ситкомы, они интересны только потому, что их показывают по телевизору — там всё всегда интересное.
Я каждый жест, каждый взгляд твой в душе берегу
Твой голос в сердце моём звучит звеня
Нет, никогда я тебя разлюбить не смогу
И ты люби, ты всегда
Люби меня.
