Не знаю, остался ли хоть один читатель, который ведёт учёт тизерам, оставленным в первую годовщину рубрики, но сегодня, за несколько дней до второй, они наконец-то будут закрыты!
Важен выпуск и тем, что впервые «классическое» обсуждение никак не будет привязано к новой выходящей книге — это вообще было маловероятно, учитывая, насколько нетипичную вещь мы сегодня взялись препарировать. А обсуждать мы будем Jenny Finn: Doom Messiah (Jenny Finn: Doom, Jenny Finn: Messiah), настоящий hidden gem в творческой сокровищнице Майка Миньолы, который обычно в обсуждении гения находится где-то на отшибе.
Вместе с Андреем Смагиным мы решили исправить досадное недоразумение и отдали честь этому невероятно прекрасному празднику мракобесия. Поехали.
Станислав Шаргородский: У «Дженни Финн» очень тяжёлая история издания. Хотя в начале ничто не предвещало «беды». В далёком 1999 году издательство Oni Press анонсировало новую мини-серию от «создателя „Хэллбоя“» и Троя Никси, который широкой общественности на тот момент не особо был известен. Почему Майк пошёл с новой авторской серией к «Они» — вопрос открытый. Полагаю, что сказался возросший возрастной рейтинг, да тот факт, что Никси в тот момент как раз сотрудничал с Oni — скорее всего, инициатива по выбору издательства исходила от него. Как бы то ни было, из четырёх запланированных выпусков вышло всего два, и проект встал — скорее всего, задержка была на стороне Троя. Прошло шесть (!) лет, и мини-серию подхватило издательство Boom Studios, которое сначала совместно с Atomeka переиздало первые два номера синглом увеличенного размера под названием Doom, а потом уже самостоятельно выпустило оставшиеся два номера также одним большим выпуском под названием Messiah. Что примечательно, Трой так и не смог добить серию самостоятельно, в результате чего последний выпуск иллюстрировал другой человек — Фарел Далримпл. Пройдёт ещё три года, и вся мини впервые будет собрана под одной обложкой. Это событие с выходом первого номера разделит почти 10 лет.
Но это всё лирика, потому что сценарий к серии был написан сразу, и все задержки не особо сказались на цельности сюжета. Андрей, расскажи о своих первых впечатлениях от этой достаточно нетипичной для Майка истории? Что изначально больше всего бросилось в глаза?
Андрей Смагин: Как, видимо, и стоило ожидать, но моё первое впечатление от работы Миньолы было чисто визуальное. То есть я понимаю, что все страницы продиктованы написанным текстом. Но «Дженни» стала примером незаурядного таланта Троя и его интуитивного стиля. Как человека, прошедшего все 36 комнат испытаний, кожу его черепа прожигают шашечки шаолиньского монастыря. В зависимости от окружения, в которое его погружает сценарий, Никси непринуждённо меняет стойку и визуальный стиль. Ну и, короче, вот это самое DOOM! из уст подыхающей в ведре рыбы меня сразу целиком затащило в комикс. Вроде ты ещё только зашёл познакомиться, чуть отвлёкся, засмотрелся, а за дверью Миньола всё это время таился, и он за твоей спиной её захлопывает, под ребро загоняют крюк, на котором ты все ближайшее время и проведёшь, понимая, что дальше будет происходит одно сплошное «странное дерьмо», если позволите.
Станислав: Тут не нужно быть художником, чтобы первом делом обратить внимание на рисунок Никси — он слишком своеобразный, чтобы глаз не смог спокойно проскользнуть мимо. В этом плане со мной случилась занятная вещь. Изначально вся эта стилистика отталкивающих образов и перекошенной анатомии абсолютно ВСЕГО меня аналогично оттолкнула — настолько сильно она контрастировала с условным «миньола хауз-стайл». Но со временем понимаешь, что именно такой рисунок на 100% соответствует сценарию. Вся эта атмосфера прогнившего и порочного города, все эти «лавкрафтианские» темы, окутывающие происходящее, все эти чисто «миньоловские» DOOM-рыбы, всё это требует поддержки в виде максимально неприятного и уязвимого рисунка. В этом плане мне очень нравится термин, который ты использовал, описывая стиль Карузо — «мягкие, уязвимые тела». Вот и здесь каждый персонаж беззащитен и в каждую секунду времени находится в опасности. Отчаяние царит на страницах, и Никси ему король.
Андрей: Я, наверное, не прав, но в этой дикой истории Майк подобрался к миру Лавкрафта на расстояние до треска жил накрученного шупальца на острие кинжала именно здесь. И Никси ему в этом помог просто как никто другой. Как известно, Говард был настолько замкнутым человеком, что, даже покидая свой дом и выходя на улицу, надевал пальто с высоко задранным воротником, тонировал лицо шарфом и выглядел в толпе, как готический контрразведчик-вуаерист на зарплате тайного культа снобов-веганов из будущего. На улицах города ему было неуютно, страшно, везде мерещились обман и западня. И в то же время, его сводили с ума застенки, мучили удушающие приступы клаустрофобии. Тяжёлое это занятие быть Джи Эйч Пи Лавкрафтом. И тут Никси такой подпрыгивает плотно на эту тему и конструирует именно по чертежу «лавкрафтовских» фобий улицы города, интерьеры и, видимо, людей, какими их видел наш дорогой писатель. Тесные, буквально хватающие тебя, как карманник за плечо, переулки, удушливые смрадные подворотни и дома, что подкашиваются, заваливаются друг на друга от того гудежа, что чинят в подвалах пьяные биндюжники. Здания ползут на мостовую, проулки вжимаются в стены и, спотыкаясь о погрязших в мусорных кучах нищих, несутся вниз по лестнице. Лестницы же бросают ступени под ноги прохожим, ожидая, что те споткнутся и свернут себе шею. Если бы Лавкрафт узрел страницы этого комикса при жизни, то боюсь, его без того истрёпанное сердце взорвалось бы облаком чернильной крови с хлопком пакетика сока, угодившего под сандалину мелкого хулигана.
Станислав: Мне очень нравится создаваемый рисунком дуализм, который, к слову, прослеживается и в роли главной героини, но об этом позже. По умолчанию ведь как должно быть: есть люди, есть город, и то, как они выглядят, принято считать нормальным; а есть все эти щупальца, морские твари, которые всё уродуют и придают рисунку брезгливость. По крайней мере, так звучит на словах. На деле всё скорее наоборот. Персонажи у Никси практически все отталкивающей внешности, особенно жрицы любви, в то время как вспышки морской живности больше напоминают распустившиеся цветы. Или вот мстящие духи жертв нарисованы словно плавной кистью Крэйга Томпсона и своей элегантностью украшают творящееся вокруг уродство.
Я даже не могу представить, кто мог бы провернуть этот трюк лучше Никси, от чего ещё грустнее становится от его замены на последнем выпуске — к Далримплу отношусь со всем уважением, но ему не очень удаётся поддержать заданный Троем стиль. В частности, чрезмерная штриховка и общая грубость линий убивает тот самый эффект мягкости и уязвимости. Не говоря уже про общую визуальную, простите, плавность всего происходящего.
Андрей: Без сомнений. Никси шагнул чуть дальше Карузо в своей работе, разоблачая порочность плоти и тленность духа. Трой не просто показал уязвимую податливость тела, а подобно хирургу вскрыл в изображении персонажей наиболее уязвимые точки, уровняв мясо с нутром. Безобразные души драматически уродуют поверхность приписанного им свыше тела, которые тут же повторяют все глубинные искривления внутреннего мира человека, что они не в силах скрыть. В какой-то степени мир Jenny Finn даже идеален. Без лишнего кокетства люди носят на обозрение свои истинные лица. Пластическая хирургия, маски, скрабы и прочие блага нашей цивилизации, наверняка, здесь породили бы ещё больше монстров. Я, видимо, чересчур впечатлителен, но мир «Дженни Финн» мне кажется уродливым от и до. Человек обычный в своём изображении находится от человека поражённого чумой на расстоянии шага. И та причудливая декоративная роспись гнойников по коже кажется естественным продолжением образа горожан. Кисть художника плавно тянет линию по бумаге, опасаясь потревожить пространство своим резким движением. Полное отсутствие какого-либо напряжения, и сопротивления как физического, так и душевного. Весь город себя отдал на откуп обстоятельствам, и появление эпидемии было лишь вопросом времени. В том месте, где Лавкрафт уже закатился под столешницу кабинета в холодном ознобе от написанного, заканчивая эпизод фразой в духе «ну а далее, мой читатель, я не смею брать вас с собой в эти тёмные воды открывающегося безумия, так как ваш разум может не выдержать ожидающий впереди космический п*здец и ужас», Трой почему-то не испугался, схватил космический п*здец за глотку и взял всех нас с собой.
Станислав: Андрей, а как ты относишься к отсутствию цвета? Я так и не нашёл для себя однозначного ответа. С одной стороны, рисунок Никси и так, как говорится, bold enough. Ему совершенно не нужна поддержка колориста для создания ощущения того самого п*здеца. Тем более, не нужны дополнительные цвета и самому миру — его не назовёшь чёрно-белым с моральной точки зрения, но в плане настроения здесь всё однозначно. С другой стороны, в некоторых сценах отсутствие цвета может сбить с толку. Например, несколько раз в течение мини я не сразу распознавал кровь. Учитывая, что Дженни Финн несёт за собой морскую чуму, во многих эпизодах присутствует вода. И ты готов к тому, что она здесь повсюду. Из-за этого возникает проблема, потому что кровь от неё никак не отличается. По мне, такая путаница вредит авторскому замыслу — для создания эмоционального шока в кровавых сценах здесь просто необходимо цветовое кодирование. А иначе никакого эффекта не достигается, либо достигается, но уже поздно.
Андрей: Проиллюстрированные Никси номера совершенно осознанно играют в чёрно-белой гамме. Никси закручивает штриховку, сплетает её тугим узлом, заставляет кончики линий двоиться остроконечным веером. Когда в стоптанных башмаках хлюпает стоялая вода, сточные трубы отрыгивают гной, камень охлаждает страх, и закалённый смертью металл пронзает мясо, человек распадается и, погрузившись в покрытый испариной сон чумы, оставляет в затопленных лужах отслоившиеся части тела, чтобы стать частью одного большого процесса распада и мимикрии. А линии-то всё бегут! Очертания одного объекта, не взирая ни на что, нарушают границы второго, вторгаясь в область соседствующих участников композиции. И тут ключевой момент — если бы Никси пришёл красить, пусть даже такой волшебный красочник, как Дэйв Стюарт, то ему пришлось бы дробить этот единый в сплочённости переплетения живого и мёртвого город на составляющие.
Отсутствие покраски первых трёх номеров серии оказалось решающим фактором в успехе визуализации литературного замысла истории и провалом на последнем «шоте». Четвёртый номер сильно сдаёт свои позиции, и покраска могла бы отчасти вытянуть не самый сильный рисунок Далримпла. Стелить чёрным по белому — это такое же редкое, требующее особой душевной организации и искренности искусство, как и умение более семи лет сохранять близкую дружбу, ответить своей девушке по телефону в забитой маршрутке взаимное «я тебя люблю», а также вера в то, что крышку «Жигулёвского» можно откупорить глазом. Далримпл крайне небрежен в выражениях. Притом я очень люблю в графике творческую небрежность и отсутствие самокоррекции. В такие моменты художник обнажается, показывает свой характер. Попроси любимого художника исполнить скетч тушью и ты узнаешь, кто он есть на самом деле. Топпи начинает будто канцелярским ножом рассекать пространство страницы, Малеев на «Спайдер Вумен» вообще забил на всё и просто, заливая картон тушью, начинает на неё дуть, пытаясь сохранить очертания еле просматривающегося силуэта персонажа. А посмотри на Риссо и его умопомрачительную графику из Batman Noir — мысль о том, чтобы покрасить ее, кажется безумной! Колористы, тем не менее, каждый раз справляются с задачей, делая книжку удивительной и прекрасной. Но совершенно другой. Я уже не говорю про работы Миллера, который для иллюстрации выносит страницы во двор на турник рядом с чужим пыльным ковром и, обмакнув бейсбольную биту в ведро туши, начинает колотить по бумаге, высекая божью искру. И если в его DKSA половина комикса реально уродлива, куча ужасных рисунков, которые будто были случайно собраны Линн Вэрли прямо с пола мастерской Фрэнка, в них вот всё равно есть характер. Но в четвёртом номере Jenny Finn я вижу перед собой только тетрадку по математике соседа Юрика, что пытается на уроке неверной рукой срисовать на последнюю страницу протекающим стержнем ручки обложку первого номера GEN13. Только в этом нет ни чувства, ни азарта, ни тем более искры.
Станислав: После твоих слов готов был броситься на защиту Фарела, держа в уме, в какого в итоге художника он вырастет, но потом себя одёрнул. Потому что здесь перед нами предстаёт не тот Далримпл, которым мы потом будем восхищаться в Prophet или особенно Wrenchies, а художник, который, отказавшись от своего собственного стиля, пытается сымитировать Никси. И, что самое главное, делает это плохо — кажется, что он здесь не чувствует, за счёт чего работал арт Троя, и, как следствие, ему не удаётся повторить ни одно из его успешных художественных решений.
Предлагаю на этом закруглиться с визуальной составляющей и перейти к зоне ответственности Миньолы. Я скажу сразу: больше всего в этой серии мне нравится загадка, окружающая главную героиню, и порождаемая ей неоднозначность. Девочка Дженни с самой говорящей на свете фамилией гуляет по городу и несёт с собой чуму. Только что это: кара за порочный образ жизни или наоборот исцеление и очищение города? Культ, который формируется вокруг неё, разжигает неистовое пламя как в сердцах ненавистников, так и в сердцах идолопоклонников. И, что самое замечательное, нам до конца так и не объясняют, Doom она всё-таки или Messiah. C другой стороны, истории это не нужно — истории нужен механизм перемен. Которые всецело и олицетворяет титульный персонаж.
Андрей: Самое прекрасное, что по зоне ответственности Миньолы мы начали говорить с первой отбитой буквы на лингво панели. Всё это художественное убранство было соркестрированно им таким образом, чтобы чернила рукописных предложений (опять же) совершили мимикрию в линии кисточки художника. Так что я считаю, смотришь на рисунок даже лишённый слов — читаешь Миньолу.
И мне нравится его решение по образу Дженни. Конечно, она не тот экспонат вздутой плотской диспропорции, что населяют страницы истории, но она кажется условно нормальной только в контексте её окружения. Персонаж представлен в некоем пограничном состоянии. Дженни выделяется из общей среды, но не отделяется от неё. Эта модель распространяется и на её действия, которые так же можно расценивать двояко. Погибель или спасение? Может, чума как исцеление? Вот и гоняемся вслед за её ускользающей тенью по панелям комикса, стараясь разобраться в её сущности. А отчасти история Дженни Финн мне напоминает скетч «Монти Пайтон», где по городу вдоль домов ползёт громыхающая повозка и ямщик лужённой глоткой орёт: «выносите ваши трупы!», — а жители, семеня, подбегают к телеге и закидывают туда своих мертвецов, среди которых попадаются ещё и не успевшие остыть телом родственнечки. И тоже самое вижу в «Дженни», где бедняков жизнь выбросила на обочину, и они лежат вдоль мостовой, как мешки с мусором, готовые принять любую судьбу — тянут руки к повозке жнеца, страстно желая покинуть стены каменного мешка. В любом виде.
Станислав: Не знаю, насколько я готов согласиться с тезисом про «миньоловский» рисунок, читаемый без текста, но вот то, что образы здесь от головы до пят его, совершенно точно. Да, возможен временный диссонанс из-за возросшего рейтинга, но в сухом остатке это то же копание в мифологии, только в этот раз — через призму человеческих грехов. Если уж совсем углубляться, то этот комикс, если бы не чёткая привязка к викторианскому Лондону, можно было бы запросто встроить в мифологию Хэллбойвёрса. Дженни, по сути, имеет аналоги в мире «Хэллбоя», у которых тот же самый бэкграунд — они дети Оаннеса. Но если в «Эйбе Сапиене» вокруг этого пляшут уже десяток лет, разыгрывая ИНТРИГУ, тот тут без тени сомнений погружаются в этой с головой с самых первых страниц.
Родство с Хэллбойвёрсом прослеживается не только в этом, в Jenny Finn есть ещё один крайне интересный момент — эта мини во многом стала прототипом будущего дебютного сюжета про Эдварда Грея — Witchfinder: In the Service of Angels. Параллелей просто уйма. Во-первых, один и тот же сеттинг, различия лишь в тональности настроения. Во-вторых, всё начинается с необычной находки во время экспедиции. В-третьих, эта находка быстро приводит к смерти всех членов команды, за исключением одного-единственного, который нужен только для того, чтобы поведать эту историю главному герою. В-четвёртых, во всей заварушке сначала участвуют спиритуалисты (с обязательным сеансом вызова усопшего), а затем и тайное научное общество, питающее страсть к противогазам. И таких схожих моментов можно найти ещё несколько. Не знаю, насколько эта информация может изменить представление хоть о какой-нибудь из этих мини, но я раньше не замечал, чтобы у Майка были две настолько похожие в структурном плане истории. При этом настолько разные в плане атмосферы.
Андрей: В принципе, завязка с экспедицией, поплатившейся жизнью за находку враждебного организма, что по внешнему виду, форме, цвету и прононсу явно не из нашего района — довольна общая. «Чужой», «Нечто» своим примером легко впишутся в один ряд с сюжетом «Дженни Финн». Да даже упомянутый в прошлую нашу посиделку «миньоловский» же «Бэтмен» без пунца на щеках прибегает к тому же отправному сюжетному ходу! (опять со своим «Бэтменом»! Долбаный «ДиСи-хэд». Извини, Стас, но да — душу продают лишь раз, так что готов принять на грудь пущенные тобой из глаз Омега-лучи.) Плюс общим элементом является присутствие покровительственного влияния высшего общества, развращённого истеблишмента, что желает получить в свои активы неизвестный, опасный, но потенциально интересный им ресурс. Кстати, присутствие масок здесь меня озадачило. Неужели раз их обладатели вынуждены скрывать своё лицо, то они ещё более уродливы, чем простые жители города? Либо же они уродливы совершенно так же, как и все остальные, и маска является единственным вариантом подчеркнуть своё особое положение в обществе?
Я думаю, в этой истории твоя холодная рассудительная голова пригодилась нам как никогда, потому что на каких таких шарнирах работает сюжет, какими такими механизмами авторы заставляют сопереживать истории, мне до сих пор, даже после прочтения, совсем не ясно. Ведь она погружает читателя в мир, лишённый морального центра, где нам не дают причин доверять или симпатизировать ни одному из героев. Самое светлое чувство, что периодически пытается пробудить рассказ и навести шорох, распинывая в душе усохшие лиственные кучи — это жалость. Чувство тоже так себе. Что ни страница, то существо, вызывающее лишь желание положить на язык спиленный ствол «дабл-бэррел» и прекратить его покрытое язвами существование.
Станислав: Ты сам прекрасно отвечаешь на свой вопрос. В этом комиксе нет места сопереживанию кому-либо из героев — вместо этого ты, наоборот, ждёшь, когда весь его мрак поглотит сам себя. Так и происходит, один ужас пожирает другой, чтобы стать жертвой третьего и т.д. Дженни Финн идёт по улицам и, даже не поднимая руки, несёт за собой смерть. А нести её есть кому. Здесь каждый более-менее важный персонаж — настоящий экспонат из «кунсткамеры». Что выживший в экспедиции, предстающий буквально в образе Джейкоба Марли; что художник, пытающийся найти «красоту» в чреве проституток; что премьер-министр, выжигающий всё на своём пути ради сеанса с богом. И ты каждому желаешь побыстрее встретиться с Создателем. На дне морском, само собой. Кажется, что на этом весь комикс и держится — на интриге относительно Дженни, и на интересе от того, как этот прогнивший мир рухнет под своим весом.
Есть правда одно «светлое пятно», и имя ему Джо. Но Джо лишён каких-либо черт, поэтому симпатизировать ему невозможно. Он самый настоящий regular Joe, который здесь служит лишь проводником для читателей. Он слишком обычен для местного «зоопарка», поэтому судьба его нам безразлична. Даже в моменты, когда он берёт себя в руки и идёт вершить правосудие. Даже в эти моменты он олицетворяет реакцию, опять же, читателей, но не свою.
Андрей: Верно! Мы о Джо не знаем толком ничего. И проецируем на его черты характера то окружение, что питает его сердце. Мы Джо не доверяем, мы ему не симпатизируем и лишь с удивлением наблюдаем, как он в минуту помутнения бросается сквозь город, как бык в посудной лавке, перетряхивать его устройство. Тот калейдоскоп, что пронесся перед нами во время забега, показал мир, где наказание и расплата за грехи, блуд и порок просто невозможна. С самого порога город дыхнёт тебе в лицо своим горем и несчастьем. Ниже просто некуда. И, если сравнивать самый известный мегаполис, как модель ада (Бэйсин Сити «Города Грехов»), то там тоже все платят страшную цену, виноваты все, не жалко никого. Но там хотя бы визуально присутствуют оторванные от города образы. Есть просёлочная дорога, есть автострада, по которой несётся ревущий красный «масл-кар», а значит, всегда есть едва различимая иллюзия побега. А здесь, в застенках точечной застройки богаделен и вертепов, Джо ничего не оставалось, как броситься вслед за ядовитой сладостью аромата чумы, а нам посмотреть, что из этого выйдет. А вышло, как всегда, то «странное дерьмо», с которого мы и начали. Финал истории можно поменять местами с первыми страницами и закольцевать появление чумы в городе не с портовых доков и городского дна, а с со вкусом сервированных столов богатейших семей общества, что выкупили себе самое привилегированное на общей куче для разложения место.
Станислав: В этой закольцованности, кстати, я изначально видел основную проблему комикса. Складывалось впечатление, что сценарные силы Миньолы к концу мини-серии иссякли, и он всё стянул в тугой узел, создав петлю. Из-за чего весь «месседж» истории получился мутным. Ведь как, Дженни Финн прибыла в наш мир, как кара/благословение, и её миссией был кардинальный, простите, ребут этой части человечества. Но в конце она принесла себя в жертву, ничего толком не изменив. Да, в результате её присутствия из города было вынесено много мусора в виде самых мерзких представителей общества, но глобально всё вернулась к ground zero. Почему Дженни решила пощадить этот мир? Почему ушла, не исполнив своё загадочное предназначение? И я понял, что всё дело в Джо, который стал олицетворением надежды. Он, конечно, далеко не благородный непорочный герой, но в нём ещё не поселилась отрава, и, кажется, что не поселится никогда. Простой парень, который был готов пожертвовать собой ради спасения «носителя чумы», внезапно аки лебедь превращается в спасителя города. Хотя сам до конца этого не осознаёт — в финальной сцене он в буквальном смысле считает, что всё произошедшее было ради размытия рамок между слоями общества. И говорит он это, покидая город. В этом я вижу главную закольцованность — надежду только нашли, а она уже уплывает, и городу снова ничего не светит. Кроме ещё одного визита Дженни Финн.
Jenny Finn, Jenny Finn.
Where you goin’? Where you been?
What you doin’? What you done?
Can you catch me if I run?
Давай закругляться. Что скажешь на прощание?
Андрей: «Дженни Финн», как бы неуместно это ни звучало — прекрасный комикс, в котором у художника и сценариста одна пара лёгких на двоих. Буквы текста прочно сплетены с рисунком, представляя собой один живой творческий организм. Книжка просто превращает историю в химическую реакцию отталкивающих, мерзких образов, на которые невозможно не смотреть. В одну воронку смешивается гной, грязь, кровь и сотни мелких деталей, рассыпанных по странице, словно выкинутый на снег скраб из саквояжа коммивояжёра. А авторы стоят на краю. И смотрят. Как оно всё будет реагировать.
Станислав: «Дженни Финн» — белая ворона в творчестве Майка Миньолы. Лишённая уюта и искренних эмоций история отталкивает с первой до последней страницы. Но что никуда не делось, так это безграничное поклонение Майка жанру «weird fiction», которое именно в этой серии достигает своего апогея. Что в конечном итоге делает её одной из самых «миньоловских» в биографии автора. Тем не менее, главная звезда здесь Трой Никси, который выплёскивает на страницы комикса весь ужас, доселе ютящийся в голове Лавкрафта. И выдаёт рисунок, от которого, как в жизни бывает со многим отвращающим, практически невозможно оторваться.
